we're here and now, but will we ever be [again?]
Когда мне становится вот так вот тоскливо и дико, я перебираюсь с тейсти сюда. Странноватая тенденция.
Итак, после уборки в комнате на полу обнаружилось три пакета с мусором. И это я к шкафам с одеждой еще не приступала даже.
Шарик-предсказатель говорит, что он сегодня точно-точно не напишет. Я выключаю телефон, предварительно договорившись с Настей и Аней, засыпаю в горячее молоко кукурузные хлопья и подтягиваю к себе стопку листов. Там всякое старье, написанное мной "много лет назад". Некоторые вещи читать смешно, некоторые страшно, а от некоторых до сих пор веет болью.
Как смешно наблюдать, как мы взрослели - я, а вместе со мной мои тексты, мои мысли, мои отношения с людьми.
На дне одной из коробок, набитых милой сердцу дребеденью обнаружилась папка. А в ней - открытка и несколько сложенных пополам листов. Костя. Открытку, как и в прошлые разы оказалось неожиданно больно брать в руки, листы - снова смешно и одновременно серьезно. Его начатый рассказ с моей неумелой редактурой. Читая, смеялась над обоими. Глупые были. Немного повзрослели, но умнее, боюсь, не стали.
А еще нашла пластиковый конверт, в котором лежало все, связанное с АК. Я сидела на полу и ревела. Рассматривала фотографии; некоторых людей уже не смогла вспомнить по имени. Перечитывала, заливая слезами, неровно сложенные, измочаленные в карманах джинсов и на дне чемоданов письма. С особым трепетом на имя Пушистика и Джем. Две лучшие сессии. Лучшие люди, лучшие события, лучшее время.
Итак, после уборки в комнате на полу обнаружилось три пакета с мусором. И это я к шкафам с одеждой еще не приступала даже.
Шарик-предсказатель говорит, что он сегодня точно-точно не напишет. Я выключаю телефон, предварительно договорившись с Настей и Аней, засыпаю в горячее молоко кукурузные хлопья и подтягиваю к себе стопку листов. Там всякое старье, написанное мной "много лет назад". Некоторые вещи читать смешно, некоторые страшно, а от некоторых до сих пор веет болью.
Как смешно наблюдать, как мы взрослели - я, а вместе со мной мои тексты, мои мысли, мои отношения с людьми.
На дне одной из коробок, набитых милой сердцу дребеденью обнаружилась папка. А в ней - открытка и несколько сложенных пополам листов. Костя. Открытку, как и в прошлые разы оказалось неожиданно больно брать в руки, листы - снова смешно и одновременно серьезно. Его начатый рассказ с моей неумелой редактурой. Читая, смеялась над обоими. Глупые были. Немного повзрослели, но умнее, боюсь, не стали.
А еще нашла пластиковый конверт, в котором лежало все, связанное с АК. Я сидела на полу и ревела. Рассматривала фотографии; некоторых людей уже не смогла вспомнить по имени. Перечитывала, заливая слезами, неровно сложенные, измочаленные в карманах джинсов и на дне чемоданов письма. С особым трепетом на имя Пушистика и Джем. Две лучшие сессии. Лучшие люди, лучшие события, лучшее время.